tempora noctis eunt: excute poste seram
Вечер вторника.
Я еле заставила себя что-то перевести и приехать. Захожу в Кабинет, там только аспирантка НК, которая как никто другой иллюстрирует тезис, что мы все со временем становимся похожими на наших учителей, — она другая по темпераменту и интересам, но разговаривает и пишет совсем как ВВ (в хорошем смысле, конечно!). Мы здороваемся, я сажусь тупить и читать книжку. Через полчаса прибегает ВВ — немного помятый, потому что он только сегодня утром приехал из Москвы, где вчера читал лекцию. Подтягиваются остальные.
Мы, как обычно, читаем и переводим, предлагаем и выбираем, меняем синтаксис, вставляем и убираем частицы, смотрим синонимы, обнаруживаем, что поняли текст по-разному, гуглим, как историки реконструируют римский храм Юпитера, проверяем "а говорят ли так вообще" по НКРЯ, объясняем друг другу, в чем разница между темнотой и потёмками, смотрим словоупотребление по Oxford Latin Dictionary, а управление по Дворецкому — в общем, развлекаемся. Мы никуда не торопимся, хотя вот за 1,5 месяца едва-едва две страницы перевели, нам весело, потому что мы спорим про то, какие крыши покатые, а какие двухскатные и можно ли двухскатные назвать островерхими, ВВ смеется и не оставляет своих попыток научить нас выпендриваться (этого по-честному требует характер того, что мы переводим, но мы не очень поддаемся) — но я вдруг понимаю, что чувствую себя какой-то изнасилованной — потому что оказывается, что последний раз я ела больше суток назад, у меня побаливают руки, ведь я их опять себе разодрала, да, и вдруг эта боль кажется совершенно противоестественной, замечаю, что у меня искусаны губы в кровь, вдруг как в первый раз вижу сломанные ногти — и вообще мне очень плохо, а все мои попытки медитировать и заниматься йогой вывели меня из полного ступора, но вот из этого плохо — нет. Но мы переводим — и у меня в голове постепенно рассеивается дымка, это почти физическое ощущение, я не могу сказать, что мне хорошо, нет, но я хотя бы готова поверить, что чего-то стою, а это уже неплохое достижение. Вот так вжух — и не хочется умереть. Вжух — и я снова что-то там люблю и из универа все-таки, наверное, не вылечу.
Я еле заставила себя что-то перевести и приехать. Захожу в Кабинет, там только аспирантка НК, которая как никто другой иллюстрирует тезис, что мы все со временем становимся похожими на наших учителей, — она другая по темпераменту и интересам, но разговаривает и пишет совсем как ВВ (в хорошем смысле, конечно!). Мы здороваемся, я сажусь тупить и читать книжку. Через полчаса прибегает ВВ — немного помятый, потому что он только сегодня утром приехал из Москвы, где вчера читал лекцию. Подтягиваются остальные.
Мы, как обычно, читаем и переводим, предлагаем и выбираем, меняем синтаксис, вставляем и убираем частицы, смотрим синонимы, обнаруживаем, что поняли текст по-разному, гуглим, как историки реконструируют римский храм Юпитера, проверяем "а говорят ли так вообще" по НКРЯ, объясняем друг другу, в чем разница между темнотой и потёмками, смотрим словоупотребление по Oxford Latin Dictionary, а управление по Дворецкому — в общем, развлекаемся. Мы никуда не торопимся, хотя вот за 1,5 месяца едва-едва две страницы перевели, нам весело, потому что мы спорим про то, какие крыши покатые, а какие двухскатные и можно ли двухскатные назвать островерхими, ВВ смеется и не оставляет своих попыток научить нас выпендриваться (этого по-честному требует характер того, что мы переводим, но мы не очень поддаемся) — но я вдруг понимаю, что чувствую себя какой-то изнасилованной — потому что оказывается, что последний раз я ела больше суток назад, у меня побаливают руки, ведь я их опять себе разодрала, да, и вдруг эта боль кажется совершенно противоестественной, замечаю, что у меня искусаны губы в кровь, вдруг как в первый раз вижу сломанные ногти — и вообще мне очень плохо, а все мои попытки медитировать и заниматься йогой вывели меня из полного ступора, но вот из этого плохо — нет. Но мы переводим — и у меня в голове постепенно рассеивается дымка, это почти физическое ощущение, я не могу сказать, что мне хорошо, нет, но я хотя бы готова поверить, что чего-то стою, а это уже неплохое достижение. Вот так вжух — и не хочется умереть. Вжух — и я снова что-то там люблю и из универа все-таки, наверное, не вылечу.
Это ужасно инфантильно, но меня дергает от одного его звука. Да помогут мне немецкие пособия по латинскому синтаксису и стилистике, которые всё равно надо читать.
Написала над столом "hurl yourself", чтобы хоть как-то пинаться.