Он и Позднев — два преподавателя, о которых я первый раз услышала задолго до того, как вообще могла подумать о том, что окажусь на классике, от моих друзей-знакомых-одноклассников, которые учились в 610. И самое яркое, что мне тогда запомнилось, что ВВ страшен и ужасен настолько, что может подойти к ничего не подозревающему гимназисту ("гимназистику", как сказала бы ТБ) и спросить у него два/три/десять синонимов к какому-нибудь греческому/латинскому слову, а ещё попросить сходу перевести что-нибудь с греческого на латынь или наоборот. Звучало жутко и как-то не очень адекватно. ДА и ДД такие слухи подтвердили, но смеясь при этом так, что было понятно: не так уж это и ужасно, наверное.
Конец октября. На кафедре почему-то очень много солнца. В какой-то момент оно начинает светить мне прямо в глаза, к моему огромному удивлению ВВ замечает и закрывает штору. Мы читаем Amores ("Любовные элегии" в классическом переводе, буквально просто "Любови"), XII элегию второй книги, мы вдвоем с ДД, читаем, как обычно, по два дистиха. Моя очередь, все, кажется, прекрасно, я не лажаю с чтением гекзаметров/пентаметров, перевожу тоже довольно чисто. Он на секунду замирает, кажется, что произнесет свое стандартное "Превосходно/Хорошо, вопросы? Нет? Даша, пожалуйста/прошу вас", но он поднимает голову, откидывается на спинку стула и смотрит на нас с хитрым прищуром: "А давайте к любым словам в этих четырех строках, хоть к служебным, по очереди будете называть синонимы". На секунду меня охватывает ужас, потому что кажется, что мой активный словарный запас составляет слов десять, но я смотрю на очень расслабленного ВВ, которому действительно интересно, что мы можем из себя выжать, и до меня моментально доходит, что вот этот сформировавшийся про него школьный миф, про самый сложный воросы, на которые требуются самые точные ответы, упускает самое главное — его интенцию. Он делает это совершенно не из какого-то варварского учительского желания сделать так, чтобы всем было некомфортно и все понимали, насколько ничего не знают, а из желания... помочь? Помочь поставить все на место в голове. Найти связи. и, кажется, раза три он довольно прямо говорил на культуре, что для этого и только для этого он задает каверзные вопросы, поэтому бояться не нужно... И он действительно всегда очень рад, когда чье-нибудь лицо озаряется пониманием. При том, что он в принципе редко смотрит в глаза, в этот момент он обычно пару секунд держит зрительный контакт. Возвращаясь — меня отпускает и не то чтобы очень расслабленно, но все-таки не менее бодро, чем Д, я играю в эту игру. И мне офигенно.
btw, только минут через сорок, выйдя из универа, поняла, что достаточно систематично ДД оставляла мне слова, к которым синонимы были, скажем, чуть более очевидны (типа tellus - terra, letum - mors), а на себя брала что посложнее. Возможно, она не столько хотела помочь мне, сколько выпендриться, но это энивей приятно)
и btw-2, задание-то действительно крутое: вспоминаешь и "оживляешь" кучу лексики, и к тому же ещё немного поднимается самооценка от осознания того, что знаешь ты не 10 слов, а ну, скажем, 50 А ещё, пожалуй, можешь образовывать прилагательные от существительных, потому что морфологии тебя тоже kind of учили.
В начале мне на его лекциях было вообще не очень, потому что буквально на второй неделе учебы он почему-то попросил ДА передать нам, что пять человек — это очень много и они хотят оставить половину после сессии. Это было странно и я до сих пор не понимаю зачем. Мне очень сильно подпортило нервы в первом семестре)) Все хочу спросить ДА, зачем это было, но как-то неловко. Из-за этого я довольно долго сидела на его парах с очень неприятным ощущением, что меня подставили. Потому что все были такие милые, ТБ со своим "Добро пожаловать домой", ЕВ с проникновенным монологом про ощущение преемственности поколений, которое, как она надеется, мы все рано или поздно испытаем и т.д., а тут такое. Он очень увлекающийся человек - это чувствуется и этим очень сложно не заразится, поэтому мне нужно было делать определенное усилие, чтобы не расслабляться и быть, так сказать, настороже. Было очень стремно. Пока к нам не пришла ДД и я не увидела, как она к нему относится (и как он относится к ней), с каким невероятным уважением (даже в речи — она называет его Повелитель или ВВ, никогда по фамилии) и при этом легко и свободно, что он для неё, как говорится, Учитель (это немного пошло, но ничего лучше я так и не придумала). Примерно так я, кажется, отношусь к АВ. Очевидно, что он ей очень помог, когда она набрала мало баллов егэ и поступила в не самый лучший вуз — и помог не только собственно перевестись, но и морально — из каких-то её слов мне стало понятно, что они много говорили об этом и о её будущем вообще, а это не обсуждают обычно с учителем, к которому просто ходят в театральную студию (а собственно учил он её как-то недолго) Моя любимая Дашина история из разряда "мы говорили с Повелителем..." — как она сказал ему в одиннадцатом классе, что хочет стать военным летчиком (она правда хочет)), а он ответил только "Даша, пожалуйста, не делайте этого" — и это совершенно потрясающая выдержка И вот где-то в моей системе ценностей все-таки есть пункт, что если человек может просто так любить девочек, которых он учил в школе и которые играют (до сих пор, кстати) в его спектаклях, наверное, все-таки ему можно доверять. Для меня способность быть таким Учителем — это уже неплохой критерий приличности и, извините, καλὸς καὶ ἀγαθός
С ним правда совсем нестрашно, даже мне (из нас я все-таки главная трусиха). Нестрашно ошибаться и говорить, что ты чего-то не знаешь, в принципе открывать рот. В прошлом году на лекциях по культуре Древней Греции и Рима казалось, что он совершенно не умеет следить, успевает ли аудитория (5 бакалавров и 2 магистранта с программы "История идей в античном мире", не 200 человек) за его ходом мысли. Возможно, на культуре он правда за этим не особо следит, потому что все-таки большинство в начале ещё не очень отличает Цезаря от Цицерона, Аттику от Беотии, ямб от хорея)). Но на чтении он ещё как умеет все это замечать, один взгляд — и он уже понял, что ты не знаешь, что такое гомеотелевт или пролепсис. И уже несется объяснять и приводить примеры. У него есть забавная манера на каждый новый термин типа того же пролепсиса, назначать человека (обычно того, кто это слово уже знал, или рандомно), который должен, если мы таковой прием встретим, его непременно заметить, даже если все пропустят. Я вот отвечаю за анжамбеманы, ДД — за пролепсисы, ДА — за полиптоты, а А, кажется, за зевгмы)
Читать с ним — просто ужасно круто, потому что если на всех остальных чтениях это все-таки формат, в котором мы читаем, а преподаватели комментируют, если есть какие-то не очень ясные места, с ним это в гораздо большей степени, чем с другими, является диалогом — "Какой, как вы думаете, здесь конъюнктив? Дубитативус? Да, согласен, хотя мог бы быть и оптативус", "Вы думаете, что здесь так? А так вообще получается? А, да, точно", "Какой это падеж? Посмотрите на метрику" например, от долготы зависит, является ли слово amica номинативом или аблативом, "Погодите, Овидий, вас, кажется здесь обхитрил, посмотрите на -que в следующей строчке", "Вот то, что вы думаете, это правильно, я вас уверяю, просто скажите это" (спросив, от какого существительного образовано прилагательное praeceps, praecipitis стремительный — от caput, capitis n голова), "Вот здесь посмотрите внимательнее — мне важно, чтобы вы научились это видеть". Это не значит, что он не комментирует — ещё как комментирует и даже специально выбирает тексты так, чтобы там требовался обширный реальный и/или литературоведческий комментарий — но он действительно хочет нас услышать. Возможно, дело ещё в том, что мы почему-то читаем не "Метаморфозы", как все нормальные вторые курсы, а Amores и, может, успеем ещё что-нибудь из "Фастов" — и это все не такие зачитанный, что ли, тексты, не как та же Апология Сократа, которую читают абсолютно все, поэтому если там и есть какие-то не очень ясные места и уже миллион раз прокомментировали какие-нибудь авторитетные издатели и там как бы есть правильные ответы. Amores читают более-менее редко и "правильных" ответов в сложных местах нет.
За всеми этими классностями про этимологию и связи языков, сложными вопросами и шуточками вот этой формой диалога он по-настоящему учит нас, во-первых, доверять себе (а когда большую часть времени есть ощущение, что ты беспросветно туп в том или этом, — это не очень простая штука) и, во-вторых сомневаться, не только в себе, но и в тексте (а поэтому всегда смотреть в аппарат).
В собственно классической филологии, а не во всех этих психолого-педагогических моментах,
Его доклады на конференциях тоже всегда крутые, а статьи я как-то прочитала все, что лежат на Академии, скопом, когда весь день умирала с температурой, — они пошли замечательно. Ну, и у него хорошие стихи, это тоже надо признать.
Он из тех, кто всем этим живет, конечно. Как-то в прошлом году у нас была пара и мы знали, что у него что-то случилось, кто-то умер. Это даже не нужно было знать — просто по его виду было очевидно, что ему очень-очень плохо. Он не опоздал (а он опаздывает всегда, особенно к первой паре), сильнее обычного был как-то вне реальности и сначала говорил действительно как-то очень отреченно, вот просто потому что он сюда пришёл и должен говорить, но где-то к середине лекции ему, как это часто бывает, что-то пришло в голову — и его понесло не то чтобы совсем в другую сторону, но куда-то немного не по плану. И в этот момент у меня было ощущение, что ВВ ожил — у него заблестели глаза, он снова начал сильно размахивать руками, теребить маркеры и закатывать рукава. Это была магия. И очень сильное впечатление для меня тогда в ноябре, когда я ну очень много сомневалась, что филологию, своё дело вообще, можно любить настолько сильно, что в тяжелой ситуации оно будет не просто держать тебя на плаву, но натурально оживлять, перерождать.
В итоге ВВ, которого я довольно сильно боялась весь прошлый год, оказался на деле про то, чем я generally восхищаюсь в людях — тактичность, умение строить систему в голове: своей и чужой — и любовь к филологии.