tempora noctis eunt: excute poste seram
А в Петербурге уже второй день солнце.
Светает всё раньше, и я все меньше и меньше опаздываю.
Тем не менее ещё довольно холодно, снег не тает (ну почти) и чудесно блестит на солнце.
Я хотела поразмышлять на тему того, ехать мне в Пушгоры или нет, но потом открыла наобум "Онегина" и выпало "Вдруг разрешат судьбу его". Речь о пулях, конечно, но вопросы отпали. Еду!
Во вторник было десятое февраля, день смерти Пушкина. Я каждый год чувствую, что по этому поводу надо что-нибудь сказать, но слова как-то не находятся.
Поэтому расскажу о двух книгах и одном стихотворении.
Стихотворение — "Дом-музей" Давида Самойлова.
Текст
Я анализировала его когда-то, и проверяющий сказал, что я в корне не права в своих выводах. А выводы были примерно такие: в словах ролевого героя абсолютное равнодушие, чуть ли не цинизм и машинность. И эти безжизненность, не побоюсь этого слова, мертвость пугают. Потому что поэт убит не Дантесом/Мартыновым/etc., а непониманием и вот этой машинностью "покойный был любителем жизни спокойной". Да, на разборе сказали, что в стихотворении зашифрован Пушкин, просто даны другие топонимы. А я вижу здесь не совсем Пушкина. Это скорее образ "поэта" в народном сознании, какие-то его неотъемлемые признаки: оды, ссылки, письма, заграница и пр. Хотят этот образ строится на биографии Пушкина, не спорю. Я проводила параллель с "Заповедником" Довлатова: экскурсовод должен быть живым, тогда, быть может, для людей поэт перестанет быть "великим поэтом и великим гражданином", станет ближе, живее, а значит — понятнее. Чем он понятнее и ближе, тем дольше его жизнь среди людей, а не просто на страницах учебников.
Мне тогда дали просто мизерное количество баллов за "вольную трактовку и необоснованность", ну и пусть.
Первая книга — "Записки о Пушкине" И.И. Пущина. Вот скажи кто-нибудь этим двоим в Лицее, что один погибнет, а второй будет оставлять свои воспоминания через двадцать лет после этого, не за что бы не поверили, уверена.
Лучше всех о своих воспоминания сказал сам Пущин:
Впрочем, вы не будете тут искать исторической точности; прошу смотреть без излишней взыскательности на мои воспоминания о человеке, мне близком с самого нашего детства: я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.
Я читала очень много книг о Пушкине, но эта единственная пробирает до слёз. Потому что и у Эйдельмана, и у Вересаева, и у Тынянова, и у Кунина, и у Новикова, он всё же великий поэт, "наше всё" и т.д. И даже в воспоминаниях одноклассников и друзей время от времен проскальзывает это ощущение. А у Пущина — нет. Пушкин у него человек с достоинствами и недостатками, попадающий в откровенно нелепые ситуации и выходящий сухим из воды, живой, быстроглазый, острый на язык, со своими страхами и безграничной преданностью друзьям.
И вторая книга просто отрывком, потому что про неё уже немного сказано, а больше вроде как и нечего.
О любви к Пушкину
Светает всё раньше, и я все меньше и меньше опаздываю.
Тем не менее ещё довольно холодно, снег не тает (ну почти) и чудесно блестит на солнце.
Я хотела поразмышлять на тему того, ехать мне в Пушгоры или нет, но потом открыла наобум "Онегина" и выпало "Вдруг разрешат судьбу его". Речь о пулях, конечно, но вопросы отпали. Еду!
Во вторник было десятое февраля, день смерти Пушкина. Я каждый год чувствую, что по этому поводу надо что-нибудь сказать, но слова как-то не находятся.
Поэтому расскажу о двух книгах и одном стихотворении.
Стихотворение — "Дом-музей" Давида Самойлова.
Текст
Я анализировала его когда-то, и проверяющий сказал, что я в корне не права в своих выводах. А выводы были примерно такие: в словах ролевого героя абсолютное равнодушие, чуть ли не цинизм и машинность. И эти безжизненность, не побоюсь этого слова, мертвость пугают. Потому что поэт убит не Дантесом/Мартыновым/etc., а непониманием и вот этой машинностью "покойный был любителем жизни спокойной". Да, на разборе сказали, что в стихотворении зашифрован Пушкин, просто даны другие топонимы. А я вижу здесь не совсем Пушкина. Это скорее образ "поэта" в народном сознании, какие-то его неотъемлемые признаки: оды, ссылки, письма, заграница и пр. Хотят этот образ строится на биографии Пушкина, не спорю. Я проводила параллель с "Заповедником" Довлатова: экскурсовод должен быть живым, тогда, быть может, для людей поэт перестанет быть "великим поэтом и великим гражданином", станет ближе, живее, а значит — понятнее. Чем он понятнее и ближе, тем дольше его жизнь среди людей, а не просто на страницах учебников.
Мне тогда дали просто мизерное количество баллов за "вольную трактовку и необоснованность", ну и пусть.
Первая книга — "Записки о Пушкине" И.И. Пущина. Вот скажи кто-нибудь этим двоим в Лицее, что один погибнет, а второй будет оставлять свои воспоминания через двадцать лет после этого, не за что бы не поверили, уверена.
Лучше всех о своих воспоминания сказал сам Пущин:
Впрочем, вы не будете тут искать исторической точности; прошу смотреть без излишней взыскательности на мои воспоминания о человеке, мне близком с самого нашего детства: я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.
Я читала очень много книг о Пушкине, но эта единственная пробирает до слёз. Потому что и у Эйдельмана, и у Вересаева, и у Тынянова, и у Кунина, и у Новикова, он всё же великий поэт, "наше всё" и т.д. И даже в воспоминаниях одноклассников и друзей время от времен проскальзывает это ощущение. А у Пущина — нет. Пушкин у него человек с достоинствами и недостатками, попадающий в откровенно нелепые ситуации и выходящий сухим из воды, живой, быстроглазый, острый на язык, со своими страхами и безграничной преданностью друзьям.
И вторая книга просто отрывком, потому что про неё уже немного сказано, а больше вроде как и нечего.
О любви к Пушкину